Вы когда-нибудь сходили с ума в собственном доме, собственной комнате? Метались из угла в угол как в закрытой камере, обнимая себя руками, сжимая худыми, длинными пальцами растянутую футболку мужа? Десять шагов до окна. Тринадцать до двери. Днем - любящая мать, примерная жена, даже почти счастливая женщина, а ночью...
- Ты очень похудела, Аль, - Стефан, единственная неизменно рядом, единственная, кто не отвернулся и не бросил, со стойким упорством заботы приходящая несколько раз в неделю. Знала как больно и плохо было, и поддерживала, отвлекая от страшных мыслей, одиночества и ожидания.
- Ну хорошо, подамся в модели Ежедневного Пророка. Бывшая жена главного преступника Англии на обложке глянца, как звучит-то, - грустный смешок и вновь опущенные глаза. Хочешь не хочешь, а возвращаешься мыслями, каждый день, каждый час, каждую секунду. Просто невозможно не думать, когда сердце сдавливает и болит, когда скучаешь, когда понимаешь, что шанса нет. Не отпустят, не освободят, погубят в этой проклятой тюрьме, а ты ничего не можешь сделать, беспомощна и слаба.

Десять шагов. Босые ноги утопают в мягком ворсе ковра. - Раз, - шепчет себе под нос закусывая нижнюю губу.
- Это какая-то ошибка, да... - Аль висит на каком-то авроре, пытаясь отвоевать своего мужа обратно. Только вчера они оплакивали Поттеров, а сегодня... сегодня его уводят, силой вытаскивают, оглашая ужасные обвинения. Все те, кто называл себя друзьями, все те, что когда-то воевали с Сириусом бок о боком - отворачиваются. Отворачиваются от их семьи как от прокаженных. Она отлично помнит осуждающие, полные ненависти глаза, и сокрушается - как люди могут быть слепы и неблагодарны. Скольким он спас жизнь? Скольких вытащил из самого пекла боя? И сколько сейчас камней полетят в их спины.
- Два, - еще один шаг. Туда, к окну и темноте заросшего леса.
- Если вы меня сейчас же не пропустите к моему мужу, я разнесу вам здесь все, ну же! - ее голос звенит от возмущения и злости, сжимая волшебную палочку, Алекто была настроена более чем решительно.
- Я должен напомнить тебе кое-что, - Хаксли, ненавистный, омерзительный, отвратительный, сейчас ехидно улыбается, - формально ты его бывшая жена, дорогуша, и сейчас ты не являешься его родственником, так что... - но его голос захлебнулся в бомбарде, Алекто никогда не бросала угроз на ветер. - В следующий раз, это будет авада, и полетит она в тебя,- выплюнет в лицо лежащему на полу мужчине. Ему повезло оказаться не на пути заклятия, в отличие от стены за его спиной.
- Три, - кончик языка проходит по пересохшим губам.
- Ты уедешь, Алекто, заберешь Роланда и уедешь, - она отчетливо помнит этот момент. Неужели он думает, что она бросит его? Будет ждать как верный пес у дверей, будет ждать, считать дни и землю перевернет, чтобы освободить его и вернуть в семью. Не бросит, никогда, с упрямством Кэрроу пойдет до конца не останавливаясь ни перед чем.
- Четыре, - останавливается у комода. Их фотография со свадьбы. У Аль уже виднеется небольшой животик, счастливые, юные, вся жизнь впереди, весь мир перед ногами, они любят друг друга и... Глубокий вздох нарушает тишину комнаты, а ладони скользят по плечам, в комнате достаточно свежо.
- Пять.
- Миссис Кэрроу, я вас прошу, давайте без истерик, держите себя в руках, - незнакомые люди роются в их вещах, стараются делать это аккуратно все, кроме Майкла Хаксли. Ирония судьбы, Сириус в Хогвартсе сломал этому уроду руку, и сейчас он мстит, то и дело напоминая, что она, когда-то сделала не тот выбор. А Алекто... Алекто смотря на это недоразумением, в очередной раз осознает как прогнил этот мир, что те, кто убивал, становятся спасителями, а те, кто боролся и защищал - старадают в тюрьме.
- Хаксли, а твои друзья в курсе твоего Пожирательского прошлого? - девушка облокачивается о комод с фотографиями, с удовольствием замечая как меняется лицо недоаврора. - Плохо же вы выбираете себе сотрудников, Кингсли, - усмехается, провожая взглядом шкатулку с украшениями. Все изымается, все забирается, даже серебряной колечко, все то, что когда-то дарил Сириус. Но это было сущими мелочами по сравнению со следующим днем.
Шесть.
Зал суда. Театр абсурда, где в главных героях они.
- Спасибо, что пришла, - вымученно улыбается, обнимая Стефан, сейчас любое тепло была катастрофически важно, маленькая надежда на то, что разум восторжествует, и Сириуса освободят давали ей дышать.
- Здесь Дамблдор, он точно должен защитить Сириуса, он же знает, все знает, - шепчет Стеф на ухо, сжимая ледяными руками свою сумочку. Но нет. Весь мир был против. А по мере того, как Альбус Дамблдор говорил, Алекто с расширенными от ужаса и шока глазами смотрела на Сириуса. Старик сошел с ума увязнув в собственной лжи.
- Нет-нет-нет-нет-нет-нет, - перебирая губами как молитву, резко поднимаясь со стула, но Стефан ее удержала, сжала так, что и без того ослабевшая Алекто не могла и шага ступить. Шум в ушах, слезы в глазах, и нет сил больше. Никаких. Слишком много всего мир решил свалить на нее одну, ноша стала непосильной.
Семь.
Помнит как выла в руках подруги, как билась, не обращая внимания на вспышки фотоаппаратов. Пожизненное заключение за то, что не совершал, за то что сражался, за то что никогда не предавал своих друзей.
- У тебя сын, Алекто, ты должна жить ради него, слышишь? - голос вейлы пробивался сквозь стену плача, сквозь собственные мысли. Маленький Роланд. Её спасение, её причина того, почему она еще не сошла с ума.
Восемь.
- Миссис Кэрроу, откройте дверь, у нас ордер на обыск, - аврор с силой стучит в дверь. Пятеро мужчин и трое дементоров. Конечно, только так ходят на обыск в дом, где кроме девушки и маленького мальчика никого нет.
Олаф и Чип надрываются за дверью, желая разорвать пришедших, а рыжая, большая кошка сидит на пороге, обернувшись своим хвостом.
Дементоры не замечали ее, и Алекто, которая до этого уже встречалась с этими существами не чувствовала их влияния. Они не интересовались ею, она для них была простой кошкой, не ощущая ее человеческой сущности.
Девять.
- Мерлин, что еще вы хотите найти в этом доме? Или у вас настолько низкая зарплата, что вы обогащаетесь за счет несчастных людей? - очередной осмотр и обыск. Хаксли вытряхивает содержимое ящика прямо ей на ноги. - Закрой рот Кэрроу, пока я сам не закрыл его тебе, - девушка сжимает плотно губы, ладони в кулаки, вот только что она может сделать? - Как же я хочу чтоб ты сдох, - шепотом в его лицо, чувствуя, как мужская ладонь сжимается на ее шее, - конечно, милая, конечно, вот только твой Блэк сдохнет гораздо быстрее меня, и я ему в этом помогу, - она сдерживается, пытается успокоиться, и оттолкнув мужчину уходит на кухню, а там привязанный Олаф, который всеми силами пытается выбраться из ошейника и цапнуть хоть кого-то из пришедших.
- Забери собаку, Кэрроу, - громкий визг Хаксли еще больше подзадорил стокилограммого пса, повиснувшего на мантии одного из дементоров.
Десять.
Тишина успокаивала. Впервые за долгое время Алекто чувствовала себя... по другому. Ей было спокойно и комфортно. Словно что-то оказалось позади, словно все улеглось и будет так как раньше - без боли и ожидания. Словно... Чуть наклонив голову, девушка замерла у окна, водя ноготком по запотевшему окну. Еще пара дней и выпадет снег.
Спокойствие. Холодное, умиротворяющее. Такое бывает, когда ты возвращаешься в свой дом, идешь по своей улице, где ты когда-то вырос, и с неба срывается снег. Сумерки, легкий порыв ветра дергает кончиком твоего пушистого шарфа, в заложенный нос пробивается первый, еще едва уловимый зимний аромат. В домах загораются огни, многие садятся ужинать, а ты идешь к тому дому, зная, что там тебя ждут, что этот первый, еще неокрепший снег останется за спиной, а впереди будет вкусный ужин и мамины объятия, а наутро ты проснешься и все будет белым, сказочным, волшебным. Даже волшебникам порой не хватает сказки и магии.
Из воспоминаний детства ее вывела вспышка. Яркая вспышка недалеко от дома. Дыхание перехватило, а зеленые глаза пытались всмотреться в ночную темноту, пытаясь увидеть сокрытое. Но все было тщетным. Вспышек больше не было, как и каких-либо движений перед домом. Вновь тишина, и только ветер пошкребывается в окно, а что если это все галлюцинации? Или... или Хаксли вновь решил навестить "тоскующую вдову с нехваткой ласки" в неурочное время? После прошлого визита он ушел с покусанными ногами и руками, Олаф отчаянно защищал свою хозяйку.
Алекто замерла, прислушиваясь, внизу явно кто-то был, и это совершенно ее не радовало. Накинув на майку Сириуса свой халат, и сжимая в руках волшебную палочку, девушка крадучись стала спускаться вниз, стараясь делать это как можно тише. Затаив дыхание она установилась в темноте лестницы, когда... кто-то очень большой, и по контурам - волосатый оказался прямо перед ней.
- Стой где стоишь, - самая логичная фраза на свете - щелкнул выключатель и... палочка выпала из рук, а Аль так и стояла, пораженно смотря на мужа.
- Привет, - он стоит напротив, худой, изможденный, со множеством ран на теле, и... говорит ей привет? После года разлуки?
Сжать его в своих руках, прижаться так сильно, как только можешь, уверять себя, что это не сон, что он здесь и рядом, что живой, что это её Сириус, а не кто-то другой. Чувствовать, как сжимает ее, как утыкается носом в ее волосы, чувствовать его горячее дыхание на своем виске и волосах.
Сколько они так простояли? Алекто боялась пошевелиться, боялась что-то сказать, боялась, что все исчезнет и она вновь окажется в собственной холодной постели в одиночестве.
Но все испортили Олаф и Чип. Оба пса вылетели из комнаты малыша, поднимая громкий лай и обрушивая всю свою собачью любовь на Сириуса. Большой пес был настолько рад, что просто смел и Аль и Сириуса с ног, заставив их упасть на ковер. Он и выл, и визжал и скулил, облизывая своим огромным шершавым языком лицо хозяина по которому так сильно тосковал.
- Олаф, прекрати, фу, - но этого огромного медведя просто невозможно было унять, собачья любовь продолжалась до тех пор, пока она не упал на спину рядом с Блэком и от переизбытка чувств не начал перебирать лапками тихонько подвизгивая.
Девушка же, повернувшись набок, нависла над мужем, всматриваясь в его лицо. Казалось, что было два Сириуса - до тюрьмы и после, и они совершенно разные, непохожие друг на друга.
- Я люблю тебя, - её пальчики скользнут по его лицу, по губам, если нужно было ждать всю жизнь - она бы ждала.   - Тебе нужен душ, лечебное зелье и хороший ужин.
Отбросив ненужный халат в сторону, Алекто зашла в ванную с очередным набором баночек и скляночек. Сколько их таких было? Сколько раз она вот так, вламывалась в ванную, вливая в полуживого мужчину лекарство, знал бы он что так выйдет в итоге, рисковал бы собой?
Девушка остановится, она как-то нерешительна и заторможена, чуточку рассеянна. Не знает что говорить и что делать, только отодвинет дверь душевой кабины, выпуская пар в комнату.
- Выпей, - протягивает зелье, а сама... смотрит жадно, и не выдерживает, вновь обнимает, теперь уже пришло осознание реальности происходящего, что это не сон, а Сириус вполне материален. Слезы от всего пережитого накатывают волной на и без того красные глаза, вздрагивает, всхлипывает, прижимаясь к нему так, что и не оторвать, все то, что так долго копилось выплескивается. Шепчет ему, как скучала, как ждала, как любит, что-то бессвязное, поднимая опухшие от слез и бессонниц глаза, сама ищет его губы, которые дают прийти в себя, унять истерику.
- Раны, раны нужно залечить, - шепчет, запутываясь пальцами в его волосах, жадно вдыхая любимый запах, с трудом находит в себе силы отстраниться, и уже через пару минут Аль разогревает ужин, ее сердце бьеться так, что норовит выскочить из груди, вспомнив о чем-то, уносится, оставляя мужчину на несколько минут одного.
Тихие шаги, Роланд, полусонный, разбуженный лаем собак, сейчас прижимается к матери, не понимая зачем его вытащили из кроватки и куда-то несут. Но он определенно был рад этому - сон ушел, а спать он еще не собирался.
- Мам, а мы куда? И чего ты вся мокрая? - малыш обнимает ее зашею, сладко зевая и жмурясь от света в гостиной и на кухне, Аль же чуть улыбается, останавливаясь в дверях кухни, - посмотри кто здесь, - шепчет малышу на ухо. Маленький Блэк повернув голову замер, смотря на стоящего отца, и стоило Алекто только опустить его на пол, как он пулей взлетает на Сириуса, - папа, мой папа, - малыш так сильно по нему скучал, что сейчас просто не мог найти слов, чтобы рассказать отцу об этом, а Алекто... при виде этой картины она вновь расплакалась, только теперь уже от счастья. От счастья куда приятные плакать, да и слез не жалко.